НОВЫЕ ПЕСНИ, или ШИШОК

 

          (Геннадий Мельников. Избранное. Волгакон, 2001.)

 

          Автор дебютировал в конце 70-х. Дебютировал достаточно ярко.  Несколько его рассказов публиковались в сборниках  “НФ № 19” и “Листья времени”. Рассказ “Ясное утро после долгой ночи” получил вторую премию на международном конкурсе журнала “Техника-молодежи”, вскоре в том же журнале был опубликован рассказ “Волчья яма”, а затем – молчание до 91-го года, когда Борис Завгородний издал сборник Мельникова “Цирк уехал, а клоуны остались”.

          И вот – через десять лет – двухтомник. Да, малюсеньким тиражом. Да, в скромном оформлении. Тем не менее приняли его с нетерпением и восторгом – те, кому он достался. И с недоумением – после прочтения.

          Такого Мельникова никто не читал. И не ожидал.

          Геннадий всегда был оптимистом. Даже в страннейших по тем временам “Браконьерах”. А тут…

          Фантасмагорические злоключения с главным героем происходят и в “Коматозе”, и в “Одноногой стюардессе”, и во “Втором пришествии олигофренов”. Происходят на фоне вполне обыденной жизни. Абсолютно обыденной, где влюбленная практикантка тонет в биотермической яме, сестра спит с собственными братьями-олигофренами, террористы взрывают жилой многоподъездный дом… Как видите, все вполне привычно и, как уже сказано, обыденно.

          Кроме того, обыден и стиль автора. Повести написаны от первого лица, поэтому автор (герой) не удивляется происходящему. Привык. Очевидно, он считает, что к подобному привыкли и читатели.

          В общем, правильно считает. Привыкли.

          Но вот Лазарчуком недавно замечено, что жизнь протекает по такой логической цепочке, по которой не построишь самый дрянной детектив. То есть, проще говоря, без всякой логики. Так что нелогичная жизнь – дело привычки. Мы привыкли, повторяю. А вот от книги хочется мало-мальской хотя бы логики. Тоже, наверное,  по привычке.

          И авторы, как правило, идут навстречу. Уж на что Пелевин – анатом действительности вплоть до полного ее перелицевания, а логику в конце концов соблюдает. Что же касается двухтомника Мельникова – ну, неужели я, читатель, так и поверю, что все происшедшее с Геннадием в “Коматозе” объясняется его бредом в больничной палате после взрыва гексогена? Право же, мне, читателю, куда больше по душе объяснение воскрешения героя (тоже, кстати, Геннадия) и окружающих его (“Второе нашествие олигофренов”) вывихом времени. Все-таки логика, хотя и фантастическая. Не говоря уж о том, что в “Одноногой стюардессе” никакого логического объяснения происходящему вообще не дается.

          Постмодернизм? И имя дико, и не ласкает слух оно…

          Нет, никакой не постмодернизм.

          Может быть, драма, случившаяся с Мельниковым – инсульт, совпавший с перитонитом, трехмесячное пребывание в реанимации, до сих пор не восстановленные как следует функции конечностей – повлияли на сюжеты и стиль его последних вещей?

          Но после инсульта написан только “Коматоз”, две другие повести – раньше.

          Мне многое объяснилось, когда я увидел дневник Геннадия Дмитриевича 1952 года. Юноша называл себя Арамисом.

          Арамис вполне может пережить строительство социализма в отдельно взятой стране. Был и энтузиазм, и интересная работа, и ответственная должность (на пенсию Мельников ушел с поста директора проектного института) – Арамис ведь тоже, в отличие от Портоса, всю жизнь дело делал!

          Но строительство капитализма в этой же стране, да еще пожилому – Арамису пережить уже труднее. Тем более такое строительство.

          Новое время – новые песни. А если время вывихнутое – причем куда больше, чем в повести Мельникова – песни будут соответственные.

          …Ролан Быков снимался когда-то в фильме “Шишок”, играл там домового. Съемки шли в отдаленной деревне. Как-то вечером понадобилось Ролану позвонить в Москву. Сотовых телефонов тогда даже в Японии не было, да еще и машина киногруппы сломалась. Вышел Ролан на дорогу – ловить попутную машину до райцентра.

          Остановился какой-то доброхот. Видит:  попутчик - мужик как мужик, с бороденкой, в шапке и телогрейке. Сидят в кабине, болтают. И вдруг Ролан снимает шапку. Водитель бледнеет, тормозит, открывает дверцу кабины и бросается опрометью в лес…

         Ролан не разгримировался. Водитель увидел рога.

          Такой вот “шишок” – каждая книга Геннадия Мельникова. Только у Быкова это вышло не нарочно, а Мельников такого эффекта добивался специально.

          Книги Мельникова фантасмагоричны. Не более, чем наша жизнь. Но и не менее. И, в конце концов, осмысление происходящего может быть выражено и в такой, столь непривычной читателю, форме.

          Впрочем, и инсульт, конечно. Как итог осмысления.

          “Уоллес безрассудно пошел в таивший опасности мрак, навстречу своей гибели.

          Но кто знает, что ему открылось?”

          Цитата из Г.Уэллса здесь к месту. Тем более, что мы знаем, что открылось Г.Д.Мельникову. По его книгам.

          Сейчас он работает еще над одной, совершенно новой по жанру. Поживем – увидим. Мне кажется, что, прочтя ее, мы многое поймем…

 

               Юрий Астров-Зацарицынский.